— Ничего подобного, — Джордж поковырял ковер длинной малаккской тростью, но тут же остановился, увидев, как поредел ворс. — И олово, и медь поднимаются в цене. Если так пойдет, то однажды можно будет снова открыть Грамблер.
— Если бы только это стало возможным! — воскликнула Элизабет.
— Но это не так, — Фрэнсис осушил бокал. — Джордж романтизирует положение, чтобы тебе потрафить. Медь должна подняться в цене раза в два, чтобы оправдать запуск закрытого и заброшенного Грамблера. Если бы его не закрыли — тогда другое дело. Вряд ли его откроют при нашей жизни. Я полностью отошел от дел и проведу остаток своих дней как обнищавший фермер.
Джордж ссутулил плечи. — Уверен, что ты ошибаешься. Вы оба совершаете ошибку, заперевшись в четырех стенах. Даже в эти печальные дни от жизни можно многое получить. Полдарк — до сих пор известная фамилия, Фрэнсис, и если ты будешь появляться в обществе, то получишь и больше возможностей улучшить свое положение. Ты можешь найти покровителей, да хотя бы оплачиваемую службу, которая не приведет ни к обязательствам, ни к потере престижа, даже наоборот. Я бы когда угодно мог стать членом парламента, если бы захотел, но пока предпочитаю держаться подальше от политики. А что касается тебя...
— Что касается меня, — ответил Фрэнсис, — то я джентльмен и не желаю никакого покровительства от другого джентльмена или еще кого-либо.
Он сказал это без всякого пафоса, но в словах всё равно содержался яд. Джордж улыбнулся, но такого рода замечание он вряд ли мог забыть. Теперь немногие люди имели наглость говорить ему подобное.
Элизабет нетерпеливо дернулась. — Друзьям неразумно ссориться, неразумно. Гордыня может завести слишком далеко.
— Что же до Полдарков, — продолжал Фрэнсис, не обратив на нее внимания, — то сегодня в Труро я повстречал другого представителя этой фамилии. Похоже, его не слишком печалит предстоящий суд, хотя он не горел желанием обсуждать это со мной. Едва ли я могу его в этом винить.
Фрэнсис снова нагнулся, чтобы поговорить с сыном, и остальные замолчали.
Внезапно Джордж произнес: — Разумеется, я желаю ему оправдания на суде. Но не думаю, что исход как-то повредит твоему доброму имени, Фрэнсис. Разве я сторож брату моему? А уж тем более кузену.
— И какова вероятность оправдательного приговора, как думаешь? — спросила Элизабет.
— Чудесная лошадка, — нежно сказал Фрэнсис Джеффри Чарльзу. — Чудесная лошадка.
— Не вижу, каким образом его могут вчистую оправдать, — ответил Джордж, промокнув губы кружевным платком и наблюдая за выражением лица Элизабет. — Во время кораблекрушения Росс действовал по своей воле. Никто его не заставлял так поступать.
— Если верить в то, что он это сделал.
— Разумеется. Именно это и должен решить суд. Но тот факт, что было уже много случаев, когда он пренебрежительно относился к закону, будет истолкован не в его пользу.
— Каких случаев? Мне неизвестны другие.
— Как и суду, — сказал Фрэнсис, выпрямившись. — Но его не оставят в неведении. Сегодня в Труро я наткнулся на этот листок. Уверен, что еще до начала следующей недели в Бодмине обнаружатся и другие.
Он вытащил из кармана скомканную бумагу, расправил ее и, избежав протянутых ручек Джеффри Чарльза, передал Элизабет.
— Я подумывал показать это Россу, — добавил Фрэнсис, — но решил, что мудрее оставить его в неведении.
Элизабет уставилась на бумагу. Это был типичный памфлет, отпечатанный на дешевом прессе, чернила лежали неровно и слегка расплылись.
«Правдивые и сенсационные факты из жизни капитана Р-са П-д-ка, смелого искателя приключений, соблазнителя, подозреваемого в убийстве, который вскоре предстанет перед криминальным судом в Б--м-не, на ближайшей сессии. Всего за пенни. Доброжелатель».
Через минуту она отложила листок и посмотрела на Фрэнсиса. Тот вернул ей пристальный и заинтересованный взгляд. Памфлет был написан в форме биографии, где не упустили ни единой непристойной сплетни последних двух лет, и все подали как непреложные факты.
Фрэнсис протянул листок Джорджу, но тот лишь отмахнулся. — Я уже это видел. Мы застали одного своего кучера за чтением такого же не далее как вчера. Это не имеет значения.
— Не имеет значения, — тихо произнес Фрэнсис, — разве что для Росса.
— Подойди, мальчик мой, — сказал Джордж крестнику, — у тебя уздечка запуталась в седле. Смотри, вот как нужно.
— Но если всему этому поверят, то присяжные будут иметь предубеждения против него, все будут их иметь. А еще говорят о справедливом суде! — воскликнула Элизабет.
— Не расстраивайся, дорогая Элизабет, — сказал Джордж. — Всегда распространяют подобные непристойные памфлеты, то про одного, то про другого. Никто не обращает на них внимания. Не далее как в прошлом месяце появились листки, нацеленные показать самые животрепещущие и подробные детали слабоумия и безумия в королевской семье, и что отец короля, Фредерик, извращенец и дегенерат, каких мало.
— И это правда? — поинтересовался Фрэнсис.
Джордж пожал плечами. — Полагаю, в любой клевете есть мельчайший осадок истины.
Значение его слов было очевидно.
— Тут говорится, — сказала Элизабет, — что Росс отправился воевать в Америку, только чтобы избежать обвинений, которые ему предъявляли и раньше. Но тогда он был просто мальчишкой, это были просто юношеские проделки. Я знаю об этом, ничего серьезного. А что касается Демельзы... И это...
— «Более того, по всей округе болтаются многочисленные незаконнорожденные дети, чьим отцом он может быть, поскольку они все имеют странный шрам, не иначе как сам дьявол пометил отпрысков капитана», — прочел Фрэнсис. — «Этот шрам так похож на его собственный, будто использовали то же клеймо. Мы нашли серьезные основания...» — Что это всё значит? — спросила Элизабет.