Джереми Полдарк - Страница 43

Закон гласит, что все обломки принадлежат Короне — или, возможно, тому или иному помещику, но на самом деле, когда находки имеют малую ценность, не предпринимается никаких попыток забрать их у тех, кто их нашел. Во времена нужды эти маленькие находки зачастую помогают людям — честным и порядочным людям — выжить. Таким образом, сформировалась привычка, традиция. Так что же происходит, когда корабль выбрасывает на берег? Люди спешат туда, чтобы посмотреть на крушение и помочь спасти людей. В моем приходе две вдовы не стали бы вдовами, если бы их мужья не попытались спасти потерпевших кораблекрушение моряков. Но когда спасательные работы закончены, должны ли они сидеть сложа руки, ожидая прибытия таможенников? Закон говорит, что должны. Закон, несомненно, прав. Но когда у людей нет ни корки хлеба для своих детей, ни тряпья, чтобы прикрыть спину, весьма непросто убедить их, что им нужно следовать закону.

Росс снова завладел вниманием суда.

— Королевский обвинитель предположил, что эти люди — революционеры, что и я революционер, охваченный желанием свергнуть власть. Я отвечу на это довольно просто: ничто не может находиться дальше от истины. Мы не революционеры. Что же касается нападения на членов экипажа второго корабля, то это позорный эпизод, который я никак не могу оправдать, совершенный людьми в состоянии опьянения, теми, кто явился издалека и безо всякого моего приглашения, узнав о первом крушении. Наконец, что касается нападения на таможенников. Мне нет нужды как-то защищаться или оправдываться, потому что меня там не было. Я не видел таможенников. Они не видели меня. Я предупредил сержанта драгун не спускаться на берег, потому что все были взбудоражены, а я хотел избежать кровопролития. К тому же ко времени их прибытия уже мало что можно было поделать.

Росс снова взглянул на пометки Клаймера, но не нашел, что еще добавить, даже учитывая свой новый настрой.

— Вот и всё, что я хотел бы сказать. Думаю, я приму любую судьбу, что мне уготована, и вверяю себя искренности, справедливости и гуманности вашей чести и моих земляков, господ присяжных.

Он поклонился и сел, после чего послышался одобрительный ропот где-то на галерке.

— Я не думаю, что мы могли бы выбраться сейчас, даже если бы захотели. Проходы и скамейки битком забиты, — прошептала Верити.

— Нет, мы должны остаться. Со мной всё будет хорошо.

— Вот, возьми мою нюхательную соль.

— Нет, слушай.

— Против стоящего перед вами человека, — холодно произнес достопочтенный судья Листер, — выдвинуты три обвинения: в мятеже, нанесении вреда имуществу и нападении на служащего Короны. Вы слышали свидетельства, и ваша обязанность вынести вердикт в соответствии с ними. Вы можете найти его виновным по всем трем обвинениям или по любому из них. Что же касается третьего обвинения, а именно, нападения и причинения вреда служащему таможни, то налицо конфликт свидетельств. Два свидетеля поклялись, что это тот человек, а двое дали показания, что его просто не могло там быть. Сам же служащий таможни сомневается в личности нападавшего, и никого из его коллег не вызвали помочь расследованию. Та ночь была темной и ветреной, поэтому могла произойти ошибка. От вас зависит, предпочесть ли показания двух его слуг, которые клянутся, что он не покидал дома, или свидетельства Тревейла и Клеммоу, заявивших, что видели, как обвиняемый ударил служащего таможни. Но позвольте вам напомнить аксиому английского права, что если наличествует разумное сомнение, оно толкуется в пользу обвиняемого.

Воспаленному воображению Демельзы показалось, что во время свой речи судья посмотрел прямо на неё.

— Что же касается первых двух эпизодов, то их можно трактовать по-разному. Обвиняемый признает, что позвал людей к месту крушения, но утверждает, по-видимому, утверждает, что его целью являлась помощь потерпевшим кораблекрушение, а разграбление судна и мятеж внезапно вспыхнули без его поддержки и желания. Если я правильно понял, то это и есть линия его защиты, это и является сутью вопроса. Но правдивость его заявлений и правдивость его действий могут быть истолкованы по-разному. Если, например, он был действительно обеспокоен спасением пассажиров и экипажа, почему не действовал активнее? Как так случилось, что между тем моментом, когда он вскарабкался на первое судно и запоздало предложил убежище экипажу второго корабля, прошло так много часов? Видимо, обвиняемый не предпринимал усилий по их спасению. Они его не видели. Капитан Полдарк утверждает, что не видел их, но признает, что находился на берегу, так что же он делал все эти часы?

Судья Листер говорил, не обращаясь к записям. Во время процесса он их даже не вел.

— Его лечащего врача вызвали, чтобы тот засвидетельствовал состояние временного расстройства капитана Полдарка во время крушений, и доктор Энис предположил, что капитан не отвечал за свои действия в то время. Сочтете ли вы подобное свидетельство достаточно весомым и имеющим важное значение, решать вам. Я только хотел бы отметить, что такое состояние, если оно вообще когда-либо существовало, вряд ли могло сохраняться шестью неделями позже, во время предварительного разбирательства. Вы слышали заявления, сделанные обвиняемым в это время, и я не сомневаюсь, что они осели у вас в голове. Вы помните, его спросили: «Какую цель вы подразумевали, приведя своих друзей к месту крушения?». На что он ответил: «В округе голодали люди». Позже его спросили: «Вы одобряете начавшийся мятеж?». И он ответил: «Я не считаю это мятежом». Так чем же, тогда спросите вы, он его считает? Считает ли его оправданием грабежам и мародерству?